Произошло это в ноябре 1960 года, получив переводную записку, с которой я прибыл на новый завод, где увидел далеко не достроенный большой прессово-сварочный корпус площадью двадцать пять тысяч метров квадратных. Только один пролет для сборки изделий был перекрыт и отгорожен от других временной стенкой. В нем размещался и работал механомонтажный цех (ММЦ). Производилось там простое нестандартное оборудование под руководством моего коллеги по учебе и работе Михаила Семеновича Бабкина. Почтовый ящик № 30 начинал строиться, как филиал Алтайского завода сельскохозяйственного машиностроения (АСМ), но затем был выделен уже в самостоятельный завод 26 декабря 1959 года. Причинами создания такого завода была острая необходимость производства высоко проходимых тягачей, как для военных, так и для народного хозяйства страны.

Первым директором был Василий Степанович Сарокин с тракторного завода, и поэтому он обрадовался моему появлению, хорошо принял и коротко рассказал о перспективах моей будущей работы. Для начала распорядился оформить меня на должность заместителя начальника производственного отдела (ПДО) временно, до введения в штат должности начальника отдела. До начала производства я должен был выполнять работу начальника отдела внешней кооперации и комплектации (ОВК), в котором уже около года работал заместителем начальника отдела Алексей Иванович Видяпин. До лета 1961 года мы с ним занимались разными новыми делами для меня, а больше всего канцелярской работой. Составляли соглашения и договора с будущими поставщиками на поставку кооперированных и комплектующих изделий для тягачей, которые готовились к постановке на производство. Исполняли постановления Алтайского и Высшего Советов народного хозяйства СССР, которые определяли связи с заводами поставщиками различных ведомств страны, поскольку завод проектировался на широкую кооперацию, в свете последних решений ЦК партии и Правительства. По возможности отдельные заказы размещали на заводах города и края. Такая работа меня угнетала, а длительная привычка производственника тянула на производство.

Летом того же года поступило решение о моем назначении на должность начальника ПДО, и тогда мне пришлось заниматься комплектованием штатов для двух отделов и разделением, на два самостоятельных, ПДО и ОВК. Одел внешней кооперации и комплектации возглавил мой коллега по АТЗ Иван Трофимович Кожушко, а заместителем остался опытный Видяпин. Производственный отдел еще не имел полного штата, зато полностью сформировались два бюро опытными специалистами, с диспетчерским пунктом и телефонной связью, которые начинали управлять производством. Оно начиналось в условиях строительства и, как говорилось образно, телега запрягалась впереди лошади.

Существующая обстановка не позволяла провести техническую подготовку производства по классическим правилам, потому что не доставало производственных площадей, оборудования, оснастки и инструмента, а приобретение их на стороне происходило с большим трудом. Первые шаги производства на заводе начинались с самой настоящей кустарщины. В пролете прессового корпуса было холодно, в нем построили железные кабины, а для тепла поставили обогреватели на жидком топливе, которые распространяли сильный запах. Для его удаления приходилось раскрывать двери и терять тепло, которое и без того было слабым. В будках работали слесари, изготавливали универсально простые и мелкие детали из тонких листов и прутков, шли они комплектование корпусов изделий: ГТ-Т и КЛП-2. Прессовый участок поставлял заготовки, которые производились на ножницах по металлу (гильотинах), полученных с завода прессового оборудования г. Славгорода. Их пришлось заново переделать, ввиду постоянных поломок из-за низкого качества изготовления по сварке, других не было, пользовались до получения новых. В конце 1962 года получили кромкогибочный-универсальный пресс с длиной ножа 1200 миллиметров, который облегчил ручной труд и по загибке деталей разных размеров.

К изготовленным деталям относились бережно и хранили их во временном складе, куда поставили приборы для замеров температуры и влажности. На таких деталях проводился опыт сдачи их представителю заказчика, половину из них он забраковал, что стало большим уроком для исполнителей на будущее. Многое и крайне не обходимое, для начала производства, удавалось заказать, и купить на заводах города и края. Часть штампов пытались применить с гусеничного тягача (изд. 5) снятого с производства Харьковским тракторным заводом, к сожалению, большинство из них не подошло и они были использованы частично. Весной 1962 года на заводе начинали функционировать четыре цеха. Один из них механомонтажный (ММЦ), уже действующий, которому кроме нестандартного оборудования, ремонта и монтажа поручалось производить сборку крупных узлов корпуса гусеничного тяжелого тягача (ГТ-Т), являвшегося основной продукцией завода. Этим цехом была проделана громадная работа по монтажу промышленного оборудования, в том числе тяжелых многотонных прессов, бригадой монтажников под руководством И.Ульзутуева.

На базе действующих производственных участков механомонтажного цеха были созданы уже новые цехи: транспортный (45), электромонтажный (30), ремонтно-механический.(42). Вновь созданном производственном прессово-сварочном цехе были организованы основные производства: заготовительное, прессовое, сварочное и окрасочное. Сварочный участок, сравнительно быстро вырос в сварочный цех (03), производивший сварку изделий из черных и цветных металлов, в средах углекислого газа и аргона, проводил механическую доработку сварных узлов, а так же выполнял термообработку и гальванопокрытие. Инструментальный цех по изготовлению штампов, приспособлений, режущего и мерительного инструмента создавался несколько позже основных цехов в 1963 году, в строящемся механосборочном корпусе (№3), куда переводился механический участок, а затем уже новый сборочно-механический цех (11). В нем начиналось самое сложное производство механической обработки деталей: шестерен, шлицевых и торсионных валов, картеров главных и бортовых передач, а так же крупных деталей и узлов подвески тяжелого гусеничного тягача (ГТ-Т) и колесно-лыжного прицепа (КЛП-2). В начале организации данного цеха, начальником был назначен Александр Степанович Шустов, пришел он из опытного цеха тракторного завода, который в тяжелое время освоения не справился с поставленными перед ним задачами, и был освобожден.

К изготовлению недостающих и самых сложных узлов, на установочную партию ГТ-Т и КЛП-2, приступили в конце 1962 года. Для выполнения такой сложной задачи была создана комплексная бригада из опытных специалистов, прошедших практику на Харьковском тракторном заводе. Руководителем бригады был Александр Иванович Подвислов. В составе ее было девять человек: Александр Иванович Язов, Виктор Максимович Шошин, Анатолий Петрович Шапошников, Иван Степанович Шаповалов, Виктор Семенович Червов, Петр Николаевич Черешнев, Мария Петровна Орешникова. Георгий Михайлович Калямин. Юрий Василевич Капустин. Многие из них, к сожалению, ушли из жизни, но оставили хорошую память о себе в душах людей многотысячного коллектива завода. Проектом предусматривалась поставка заготовок тракторным заводом, но ввиду недостаточных мощностей у него вносились изменения в поставки с других заводов: Барнаула, Уфы и Омска. Гусеничные траки поставлялись тракторным заводом в готовом виде, из-за повышенного брака в заготовках у него. Барнаульские заводы: Котельный, Геологоразведочного оборудования и др. поставляли стальные отливки картеров бортовой передачи, мостиков рулевого управления.

Крупные и сложные отливки из алюминиевого литья поставлялись из г Уфы, поскольку такие в Алтайском крае не производилось. Решение на поставку литья с Уфимского завода авиационных двигателей было получено от Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) СССР. Зимой 1962 года мне вручили решение ВСНХ, чертежи отливок и отправили в Уфу для заключения договора на поставку отливок. На заводе меня принял главный инженер, который пригласил специалистов литейного производства и поручил им подготовить необходимые документы для проекта договора. Утром, на второй день, в техническом отделе литейного цеха я застал специалистов, которые изучали мои чертежи, длинной около трех метров, разложенных на полу помещения. В чертежах нашли завышенные технические требования, которые они выполнить не могли. Поэтому те и другие замечания вносились в протокол разногласий, которые должен был согласовать заказчик для заключения договора. Об этом я сообщил главному инженеру завода, Соломону Львовичу Белахову и просил прислать соответствующих специалистов, при этом указал ему на то, что завод отливает сложные отливки и, по их мнению, в наших чертежах завышенные требования. Он пообещал разобраться и принять решение, но на второй день поручил мне подписать протокол разногласий, поскольку согласился с замечаниями исполнителя. Протокол разногласий мной был подписан и на его основе заключен договор, с одной оговоркой о том, что часть работы будет выполняться в неурочное время исполнителями, и оплачиваться из безлюдного фонда заказчика, который выделялся на период освоения новой техники. За две недели моего пребывания на заводе была проведена техническая подготовка для производства отливок, изготовлена и отгружена партия отливок в количестве шестнадцати комплектов. На такой основе сложилась удачная кооперация, которая не нарушалась на протяжении двух десятилетий, как по срокам, так и качеству.

На первые три комплекта изделий (ГТ-Т) заготовки поставил Харьковский тракторный завод, с которым был заключен договор еще на поставку готовых деталей и узлов с гусеничного тягача (изделия-5), уже снятого с производства. Использовались они на ГТ-Т в начальный период, а затем были переведены на собственное производство. На изготовление корпусов тягачей и прицепов требовалось большое количество холодно-катанного листового проката толщиной от одного до десяти миллиметров, а так же значительного ассортимента пруткового проката, как стального так и цветного. Поставкой их на завод занимался отдел материально-технического снабжения (ОМТС), который создавался еще в самом начале строительства завода, как и отдел капитального строительства (ОКС).

Первыми руководителями и организаторами их, к сожалению, уже покойными, были Александр Титович Суконный и Виктор Дмитриевич Плужников. Пришли они вместе с завода «Алтайсельмаш». Особого уважения заслуживал Суконный, который в невероятно сложных условиях проявлял чудеса оперативности и находчивости. Коллеги по работе с ним на прежнем заводе рассказывали, как однажды над ним подшутил директор завода Георгий Петрович Хилько. Суконный имел привычку опаздывать на утренние оперативки, и вот один из одесситов предложил директору проучить Суконного трудным заданием по приобретению урана. Появившись в кабинете, он извинился за опоздание, но директор сказал: этого мало, надо выполнить небольшое задание: приобрести килограмм урана. Суконный сделал удивительное лицо и на полном серьезе спросил, почему так мало? На что раздался общий смех, и только тогда Титыч, так его с уважением называли коллеги, понял, в какое неудобное положение он попал, но с тех пор больше не опаздывал. Отсутствие фондов на материалы да и складов для хранения их, вынуждали Суконного большую часть рабочих дней проводить в командировках, где он проживал всю свою зарплату, и потому был вечным должником у завода.

Основной объем продукции завода, в начальном периоде работы, состоял из заказов на капитальное строительство разных видов таких, как нестандартного оборудования к отопительным установкам и ванн для гальванического покрытия. Изготовление и монтаж сборочного конвейера, термического оборудования и др. На первый квартал 1962 года вновь организованным цехам и отдельным самостоятельным участкам были разработаны и выданы производственные задания по изготовлению отдельных деталей и различных узлов на десять комплектов изделий ГТ-Т, и пяти комплектов КЛП-2. В тоже время Алтайский совнархоз поручил заводу принять участие в изготовлении скребковых транспортеров для механизации животноводческих помещений края. Для них завод изготавливал детали на токарных автоматах и легких прессах, по пятьсот тысяч штук в месяц. Объемы продукции постепенно нарастали и особенно за счет основной продукции, которую начинал принимать представитель заказчика министерства обороны. В третьем квартале 1962 года, по устному указанию промышленного отдела крайкома КПСС, заводы г. Рубцовска обязывались оказать помощь заводу в изготовлении отдельных мелких деталей с механической обработкой. Это были мелкие детали, и практически существенного значения для завода они не имели. Но зато некоторые директора, в частности Петр Самойлович Приходько, с содроганием вспоминал о трудностях сдачи их заказчику.

Для обработки сложных корпусных деталей долго ждали станки, которые наконец были получены. Это были вертикальные и горизонтальные расточные станки, хотя и бывшие в употреблении. Технические и организационные достижения к концу 1962 года создавали возможность укомплектования двух изделий ГТ-Т тем самым создать уверенность в способности коллектива завода организовать начало серийного производства изделий ГТ-Т и КЛП-2. Новые цехи и отдельные участки с большим трудом, но уже справлялись с поставленными задачами, а вот механический с лучшим оснащением оказался неспособным, справиться с ними. Причиной того явилась слабость начальника цеха, Александра Степановича Шустова, принимать реальные меры в сложных условиях производства. Об этом я неоднократно напоминал директору завода Сарокину и просил его освободить Шустова от руководства цехом, в интересах производства по изготовлению в срок первых изделий. Настаивая на своем предложении, я понимал, насколько трудно было директору принять такое решение, потому что Шустова он лично пригласил на завод. В принципе он был согласен со мной, но у него не было кандидатуры на замену. Тогда мне ничего не оставалось, как руководство цехом взять на себя, с чем директор согласился. Для исполнения этого решения потребовалась изменить структуру производственного отдела потому, что он оказался без начальника производства. Исполнять обязанности начальника ПДО остался мой заместитель Анатолий Маркович Перевознов с ограниченными обязанностями, поскольку механическим производством пришлось заниматься мне и дальше. Кроме того я должен был сформировать механообрабатывающий цех и подготовить кандидатуру на должность начальника цеха. Много было сложностей в производстве не только узлов, но даже отдельных деталей. Многие процессы выполнялись универсально, с чем не соглашался заказчик и поэтому изготовленные детали и узлы не принимал.

В начале 1963 года в моем кабинете (будке) неожиданно появилась представительная делегация, в составе которой кроме директора Сарокина были второй секретарь крайкома КПСС Анатолий Сергеевич Скубневский, второй секретарь горкома КПСС Виктор Степанович Косоухов и директора двух заводов с проверкой готовности завода к выпуску опытной партии изделий. Обсуждение укомплектования первых опытных изделий решили проводить в указанной будке. Сарокин представил меня Скубневскому как начальника производства, и тогда мне надлежало докладывать о состоянии дел с выпуском изделий ГТ-Т, в первом квартале. Скубневский видел, что присутствующие стоят, и поэтому спросил меня о наличии претензий к присутствующим директорам, на что я ответил отрицательно, и они были отпущены. На столе лежал лист ватмана с перечнем всех систем изделия, по которым я рассказывал готовность укомплектования их деталями и узлами.

Шло все хорошо до бортовой передачи по готовности, по ней я высказал сомнение в сроках сдачи, по причине низкого качества литья с Барнаульского котельного завода. Скубневский возмутился и спросил Сорокина, где начальник цеха, не выполняющий поставленной задачи, а тот показал на меня. Он удивился и потребовал назвать срок сдачи картеров. Причина задержки скрывалась на первый взгляд в мелочах, не получалась нарезка резьбы для крепления крышки бортовой передачи. Нарезать резьбу можно было ручным способом, но с ним я опоздал, отступать было некуда и пришлось дать обещание сдачу картеров не задержать. Скубневский обрадовался, поблагодарил меня и ушел, а Сарокин покраснел и заподозрил меня в авантюризме. Оставшись с ним вдвоем, я его успокоил и пообещал сдать картера в два-три дня.

Кроме плохого литья задержка крылась в нежелании расточника Виктора Бурматова, который на этом набивал себе цену, но просчитался. Зная его проделки, я решил справиться с предстоящей операцией собственными руками. После совещания, на второй день попросил Бурматова не уходить на обед в обычное время, подготовить необходимый инструмент и смазку для ручной нарезки резьбы. Нарезать резьбу решил не одним машинным метчиком, а тремя слесарными, как делал всегда, будучи слесарем. Медленно и с большей осторожностью нарезал два отверстия и начинал третье, Бурматов смутился и попросил меня прекратить, нарезку, пообещал все закончить с условием, что об этом знать никто не будет. Прошло два дня, я пригласил директора посмотреть готовые картера, чему он очень обрадовался и еще тому, что Бурматов признался в происшедшем. Полученный урок для него был поучительным, после чего он стал другим человеком и дальше подобного не допускал.

В цехе мне пришлось поработать до начала второго квартала 1963 года. В то время выполнил сдачу деталей и узлов на опытные образцы, и главное подготовил замену на должность начальника цеха. Им стал Александр Иванович Яицких, который много лет проработал уже в новом преобразованном крупном цехе №11. Он закончил изготовление недостающих деталей и узлов на установочную партию десяти изделий ГТ-Т и пяти изделий КЛП-2. Находясь в роли начальника цеха, мне позвонили из горкома КПСС о том, что я должен выехать в г. Барнаул в промышленный отдел крайкома КПСС. Цель поездки не объяснили, сослались на то, что сами не знали. Я ожидал получить работу для сельского хозяйства, как часто бывало, а в сущности оказалось все иначе. Утром следующего дня на вокзале купил билет, вошел в вагон и увидел сидящим в купе знакомого мне по тракторному заводу Петра Александровича Василевского. Поздоровались, и я спросил его, куда он отправился. Получил ответ: туда, куда и я. По приезду в Барнаул добрались по указанному адресу, где нас встретил заместитель заведующего промышленным отделом крайкома КПСС и сообщил, что вызвали нас по просьбе Владимира Васильевича Полякова, директора моторного завода, он и прислал за нами машину, на которой мы прибыли на завод уже близко к обеду.

Директор встретил нас и объяснил причину вызова. Обрисовал тяжелое положение на заводе с производством двигателей и предложил нам работу на моторном с переводом, что тогда было важным. Мне начальником производства, а Василевскому заместителем. Перед отъездом на обед порекомендовал нам пройти по цехам завода, а по возвращению продолжить разговор трудоустройства. При посещении цехов у нас сложилось гнетущее представление о заводе от простоев автоматических линий, грязного оборудования, низкой культуры не только в цехах, но и на территории завода. До возвращения Полякова я уже решил отказаться от предложения, о чем поделился с Василевским. К удивлению моему, он был согласен оставаться, с тем условием, что останусь и я. Вернувшись в кабинет, мы увидели, что директор был на месте и, не спрашивая нашего мнения, предложил поехать в город на площадь Октября, где строился дом для завода, и выбрать себе квартиры. От предложения я отказался, мотивировал сложным семейным положением, чего он во внимание не принимал и в ультимативной форме требовал согласия, при этом пригрозил сообщить в крайком КПСС, который нас принудит согласиться. Для окончательного решения приступить к работе, дал нам три дня, с тем и отпустил домой. Через два дня я позвонил Полякову и отказался от предложений, он возмутился, упрекал меня в нежелании помочь ему в тяжелое время, поскольку мы с ним с одного завода, повторил свое обещание сообщить в крайком КПСС. На этом у нас с ним был последний разговор, после чего меня никто не беспокоил. Осенью того же года он оказался в должности заместителя секретаря крайкома КПСС по промышленности и соответственно оставил завод, так что работать с ним пришлось бы совсем мало.

Возвратившись в ПДО, я все усилия сосредоточил на сборке двух изделий ГТ-Т, корпуса которых уже стояли на конвейере. Работу начинал с раннего утра прямо на конвейере, с бригадиром сборщиков А. И. Язовым, выявлял недостающие детали и узлы, а также конструкторские и технологические неувязки, которые разрешали с соответствующими исполнителями на месте. По принятым решениями на конвейере вносились изменения и доработки технической документации. Сложности доставки технической документации на рабочие места натолкнули на идею создания совмещенного технического (конструкторского и технологического) документа. Он должен был включать в себя конструкторский чертеж детали или узла, а также технологический маршрут изготовления их в цехах. Такое предложение обсудили с главным инженером, который согласился с предложением и обещал содействие в разработке такого документа, но затем отказался, потому что в этом его убедили главные специалисты технических отделов, поскольку он не предусматривался гостом. Отказ не устраивал производственников, и тогда форма документа была подготовлена в ПДО и вынесена на рассмотрение у директора Сарокина, заранее убедив его в необходимости. Директор, кроме главного инженера, пригласил главных специалистов, отвергавших документ. При коротком обсуждении, к удивлению, они быстро согласились лишь с одной оговоркой, что документ (спецификация) будет не учтенным, без внесения в него технических изменений. Производственников такое решение устраивало, а главный инженер промолчал. Вскорости спецификация была разработана, выдана цехам и некоторым отделам по желанию. Такая спецификация оказалась очень удобной и нужной не только в начальном периоде, но в дальнейшем на все годы выпуска изделий ГТ-Т и КЛП-2.

В марте 1963 года заканчивалась сборка двух изделий и вот 25 марта, в двадцать два часа, водитель Шаповалов поставил гусеницы тягача и запустил двигатель, изделие было готово к пробегу и своим ходом вышло за ворота сборочного цеха. Все, кто находились рядом, в том числе и я, уселись в кузов и прокатились по территории двух жилых поселков машиностроителей и сельмашевцев. На второй день было готово второе изделие, что явилось первой победой коллектива завода, вселившей уверенность в организацию серийного производства. На них учились сдавать изделия представителю заказчика, которые затянулись на два месяца. Для этого требовалась доработка конструкторской и технологической документаций, изготовление и укомплектование возимых и складских запасных частей, а так же разработка, согласование условий хранения и отгрузки готовых изделий. Исполнялось все это уже при новом директоре завода Георгии Петровиче Хилько, который после освобождения от работы в Алтайском совнархозе был направлен на завод, вместо Сарокина, переведенного на другой завод города.

В апреле 1963 года в честь выпуска первых изделий в сдаточном пролете сборочного цеха состоялся митинг коллектива завода, в котором приняли участие гости заводов и организаций города. С митинга начался новый этап в жизни завода по изготовлению установочной партии и начала серийного производства уже десяти изделий, а также запасных частей к ним.

В производстве изделий был большой объем механической обработки на выполнение, которого не доставало станочников, тем более специалистов. В таких в городе нуждались все заводы, а набрать их не представлялось возможным. Тогда было принято решение набрать таких специалистов в местах заключенных, расположенных в городе. Меня пригласил директор и показал мне постановление крайкома КПСС, которым обязывались Рубцовский горком КПСС и управление МВД края изыскать нужных специалистов в УБ 14/5 в городе. Предложил мне отправиться туда для выполнения принятого решения. С руководителями лагеря я уже был знаком по размещению у них заказов завода на изготовление деревянных деталей для кузовов изделий. По прибытию к ним был хорошо принят. Мне отвели помещение для работы, где я должен был заниматься набором специалистов. После объявления набралось желающих больше, чем требовалось, все хотели хоть на время вырваться из лагеря. Выстроилась большая очередь заключенных, перед которыми я рассказал, куда, каких и сколько нужно специалистов. Этому они обрадовались и всеми силами пытались уговорить меня принять каждого из них. До конца дня выбрал сто пятьдесят человек с расчетом отсева непригодных на заводе.

Во время разговора хорошо запомнился один заключенный, который назвал себя зуборезчиком, такой был очень нужен. Вид у него был представительный, среднего роста и крепкого телосложения, с приятным интеллигентным лицом и золотыми зубами, очень располагал к себе. На завод их привозили ежедневно, постепенно проводился отбор их на рабочих местах. Пригодным предоставлялись рабочие места. После доставки на завод специалистов мне два дня не пришлось побывать в цехе, в котором они работали. На третий день только вошел туда, как на меня напал начальник цеха Бабкин с упреками на заключенного, который мне очень понравился. Оказалось, что он еще не мог приступить к работе на фрезерном станке, с которым не справлялся, меня его поступок удивил, и я пообещал разобраться. Подошел к нему, поздоровался, чем он был очень смущен и признался в том, что не зуборезчик он, а зубной техник. Но в лагере скрыл из боязни не попасть на завод. Меня это очень рассмешило, я понимал, насколько сложную работу он выполнял по сравнению с той, которую ему предстояло. Решилось все просто, подозвал наладчика, который показал ему управление станком, он обрадовался и тут же начал работать. Впоследствии он оказался одним из исполнительных и квалифицированных рабочих, с которым Бабкин не хотел расставаться при всех случаях жизни. К сожалению, в мае следующего года из цеха сбежали двое заключенных, которые перелезли через высокое ограждение, из-за них завод лишился очень нужных специалистов. Заключенных сняли, а возместить такую утрату стоило больших трудов.

Строительный трест № 46 в тот период вел работу по завершению строительства механического и сборочного корпуса №3, а так же складского корпуса- главного магазина, которые должны были разрешить многие проблемы завода по наращиванию производственных мощностей и сохранности материальных ценностей. Близилось завершение строительства корпуса вспомогательных цехов, где планировалось разместить цехи: опытный, ремонтный и нестандартного оборудования. Строилась собственная тепловая станция, которая предназначалась не только для отопления цехов завода, но и всей южной части города, где располагался поселок для работающих завода. Создавалось и уже работало специальное конструкторское Бюро (СКБ), в состав которого вошло аналогичное Бюро с тракторного завода. Оно занималось доработкой технической документации на изготавливаемые изделия ГТ-Т и КЛП-2, а также разрабатывали совершенно новый гусеничный тягач (ГТ-Л). Поводом для его разработки было предложение Министерства нефтяной и газовой промышленности, у которого отсутствовали транспортные средства для перевозки буровых вышек в не проходимых условиях болотных местностей. Целевым назначением разрабатывался он для районов крайнего севера и заполярья, там он и проходил государственные испытания. Сравнительно быстро был принят на серийное производство, которое вначале было организовано на заводе. Первые изделия грузоподъемностью пять и десять тонн очень понравились буровикам и оказались для их спасением, в решении транспортных проблем. Ввиду значительной потребности в них в короткие сроки был построен завод в г. Ишимбае Башкирской ССР. Ему с Рубцовского машиностроительного завода передали производство и направили туда специалистов, которым были созданы условия для работы и проживания. Производство шло с не полностью развитой структурой, и поэтому до второй половины 1963 года производственная деятельность цехов планировалась и контролировалась производственным отделом завода. Потому что своих подобных служб цехи еще не имели, находились они в начальной стадии создания. Поэтому усилия производственного отдела были направлены на организацию планово-распределительных Бюро (ПРБ) цехов и подбор для них опытных работников. Это удалось решить за счет работников пришедших с других заводов, а также демобилизованных офицеров Советской Армии. Тогда хорошо проявили себя Алексей Григорьевич Скотников, Любовь Ивановна Хворостинина, Виктор Андреевич Горбов и др.

Трудности планирования производства упирались в недостатки оснащения технологических процессов, о чем отмечалось раньше, а ждать лучшего, времени не было. Преодолевать подобные трудности позволял квалифицированный и ответственный подход специалистов, которые не считались со временем и обеспечивали функционирование производства. Первые результаты работы цехов в начальной стадии производства не устраивали потребностей завода в том, что выпуск деталей и узлов производился неравномерно и сдерживал сборку изделий. Такая обстановка складывалась потому, что цехи начинали гнать большими партиями детали обеспеченные оснасткой, чем выполняли товарный выпуск, в то же время трудоемкие детали и узлы производили единицами. Дальнейшее производство и накопление уже не нужных деталей вызывало необходимость затормозить их изготовление, для этого экономических рычагов не было. Поиском их занимались производственники и экономисты. Долго спорили, размышляли над этим и, наконец, нашли выход. Отказались от подетального метода планирования производства цехам, а придумали единицу, определяющую комплектный выпуск деталей и узлов под условным названием машинокомплект, положивший конец подетальному планированию.

Чтобы убедить плановиков в полезности нового метода, доказывать пришлось долго, в чем хорошо помог главный инженер С. Л. Белахов. Машинокомплект для каждого цеха был свой и состоял из набора деталей и узлов, закрепленных за ним технологическим маршрутом. Стоимость (цену) его определял плановый экономический отдел завода, как обычно по трудоемкости изготовления и умножением на количества комплектов, так по новому, доводился план товарного выпуска цехам. В выполнение плана включались те комплекты, которые обеспечивались последней деталью или узлом в противном случае они оставались в незавершенном производстве. При таком положении руководители цехов резко поменяли свое отношение к производству, прекратили массовое производство мелких деталей и узлов, а все усилия направляли на комплектный выпуск продукции. Этим облегчилась работа диспетчерской службы по оперативному контролю за ходом поставки деталей и узлов на сборку. В конце второго квартала 1963 года на конвейере уже собирались десять изделий ГТ-Т и ГТ-С, а так же пяти изделий КЛП-2. Приставка (С) обозначала новую модель тягача для транспортировки ракет, на которых вместо кузова устанавливались седельные устройства.

В ходе производства продолжались трудности в сдачи готовых изделий представителю заказчика, который не признавал ни каких обходных вариантов в технологиях, а требовал предъявления к приемке изделий в строгом соответствии с утвержденной технической документацией. По малейшим отступлениям оформлялись карты замен, на что тратилось много драгоценного времени и нервов. Безусловно, вина в том была не заказчика, а завода, поскольку оснащение технологии сдерживалось, в то же время производство работало. К тому же завод не мог стоять, ему нужно было зарабатывать средства для содержания коллектива и приобретать материалы. Преодолевались трудности, во многом, сознанием и упорством всего коллектива завода. Рабочие и инженерно-технические работники трудились по десять, двенадцать часов. Руководители цехов и отделов зачастую не оставляли работы, не получив на то разрешения, и к удивлению, не жаловались на нарушение режима работы. Часто сборщики на конвейере уставали, и нуждались хотя бы в короткой разрядке.

Вот тогда появлялся начальник цеха Семен Федорович Шуба, хороший специалист, инструментальщик и модельщик, да еще и отличный юморист, во многом походивший на артиста Филиппова прозвище, которого и носил. С ходу рассказывал сборщикам смешные байки из жизни, от которых они хохотали и дальше продолжали работать. Шутил не только он, но и его брат Николай, однажды попавший в смешную историю на заводе. Занимался он ходовыми испытаниями тягачей ГТ-Т в конце июня 1963 года, ранним утром в одиночку заехал в озеро для проверки герметичности корпуса, а перед выездом забыл поставить сцепное устройство и оставил открытым отверстие вовнутрь тягача. Пока находился в воде, она постепенно заполняла кузов, а спохватился тогда, когда она заполнила кабину, и предотвратить уже не было возможности. Двигатель заглох, и машина затонула, до полуметра выше кабины. Пострадавший выбрался через верхний люк на крышу кабины и ожидал случайной помощи, потому что не умел плавать. Первым его увидал пастух из ближайшей деревни, ему представилась картина: высокого роста человек стоит по колено в воде и просит помощи. По телефонному сообщению с завода прибыл такой же тягач и буксиром вытащил затонувший. Кончилось это наказанием виновного за допущенные нарушения, и стал он объектом долгих насмешек.

В ноябре 1963 года Алтайским совнархозом я был командирован на Московский Сокольнический вагонный ремонтный завод (СВАРЗ), по обмену опытом производственного планирования. Нового там для меня ничего не было, поскольку завод занимался единичным ремонтом трамвайных вагонов с применением примитивной технологии. При обмене мнениями с директором завода и начальником производства я рассказал о новом методе планирования производства в машинокомплектах, которым они очень заинтересовались и обещали приехать, но не появились.

Вернувшись на завод, был очень удивлен появлением нового директора Георгия Петровича Хилько вместо В. С. Сарокина. Причиной перестановок было освобождение Хилько в Алтайском совнархозе еще и потому, что машиностроительный завод начинал строиться при нем. Молодого директора Сарокина перевели на другой завод, где освободилось место в связи с избранием предшественника в горком КПСС. Отношения у нас с новым директором как начинались хорошо, так и продолжались до определенного момента. В мои дела он почти не вмешивался, зато при необходимости хорошо помогал и поддерживал. Пресекал отдельные, нежелательные проступки, потому что обладал властным характером да имел большой опыт руководителя. При всех трудностях с наличием денежных средств он находил возможность оказать помощь или поощрить отдельных работников завода.

Дальнейший рост производства начинал сдерживался неудовлетворительной работой снабжения по обеспечению завода основными и вспомогательными материалами. Причин для того было достаточно, и главной из них это увольнение начальника отдела снабжения Суконного. Положение ухудшалось, а исправить его не мог заместитель директора А. Д. Волобуев, который управлял службами снабжения, сбыта и транспорта. В этом он сам чистосердечно признался директору, просил освободить его и уволить с завода. В начале июля 1964 года меня и моего заместителя А. М. Перевознова пригласил к себе Г. П. Хилько, объявил нам об освобождении А. Д. Волобуева и принял решение о новых назначениях. Меня вместо А. Д. Волобуева, а А. М. Перевознова на мое место. Так предложил ему Волобуев, видимо потому, что хорошо знал меня по тракторному заводу. Наши возражения в расчет не принимались, там же был подписан приказ о назначениях, и со следующего дня надлежало приступить к исполнению новых обязанностей. Так я попал в сложную обстановку: с одной стороны не мог ссылаться на трудности, с другой не имел запаса времени для быстрого исправления сложного положения.

В той службе я увидел низкую организованность и не укомплектованность отделов не только специалистами, но и людьми для их подготовки. Все они ютились в одном тесном домике, в спешке построенном самими работниками снабжения. Участки безрельсового и железнодорожного транспорта были в зачаточном состоянии, железнодорожные пути, кроме двух коротких тупиков, отсутствовали. Подвижной ж.д. состав и погрузочные механизмы принадлежали соседнему заводу, на территории которого начинал строиться машиностроительный завод. Подача и разгрузка вагонов, кроме ручной, производилась тем же заводом, в самое неудобное время для складских работников. Значительная часть ж.д. грузов с материалами для завода, ввиду их малого веса (не монтажности), отгружались на другие заводы в сборных вагонах, которые подолгу приходилось разыскивать и вывозить. Складские помещения отсутствовали, лаки, краски и химикаты хранились вместе в сыром подвальном помещении, там они портились, а брали их с трудом. Большая часть металлического проката, а также качественный пиломатериал (пиловагоностроение) разгружались и хранились в разных местах завода, на необорудованных земляных площадках. Склад горючих и смазочных материалов не вмещал всего наличия, а часть из них хранились в разных емкостях, часто прямо в ж. д. цистернах. Внутризаводские перевозки осуществлялись посторонним транспортом колхозов и совхозов, свой не приобретался из-за отсутствия средств и других возможностей.

В самом начале моей деятельности мне, как бы повезло, освободилось помещение бывшей компрессорной, которое оборудовали под размещение отделов: снабжения, кооперации, сбыта и моего кабинета. Этим расширились служебные площади, но не создавались нормальные условия для работы. Стены помещения были тонкими, зимой создавался конденсат, а летом было жарко. Перегородки кабинетов не доходили до потолка, и все разговоры прослушивались, естественно мешали одни другим. В конце лета директор уехал в отпуск, а меня оставил исполнять обязанности. Для меня тот период оказался не только трудным, но и полезным. За это время был построен подземный склад лаков, красок и химикатов строительным трестом № 46, за счет не предвиденных работ, который занимался капитальным строительством заводского корпуса № 3. Склад строился временным, но просуществовал больше сорока лет. Возвратившись из отпуска, Г. П. Хилько увидел построенный объект, возмутился самоуправством исполняющего, затем разобрался в полезности и успокоился.

Отсутствие погрузочных механизмов тормозило не только погрузку материалов, но и готовых изделий. По техническим требованиям полагалось грузить их краном, тогда по предложению заказчика изготовили сварную передвижную платформу, с нее на ж. д. платформы грузили самоходом, так продолжали до получения козлового крана. В то же время строился подземный склад для горючих, смазочных материалов, кислот по устаревшему проекту, который нужно было корректировать. Для согласования его мне пришлось несколько раз побывать в Ленинградском проектном институте, где меня хорошо принимал начальник проектного отдела Кузьма Григорьевич Салита. Завязавшая дружба с ним очень помогла мне в разрешении дальнейших проблем по складским и транспортным объектам.

В начале октября 1963 года, после выполнения плана третьего квартала и напряженного труда, директор решил сделать разрядку работникам завода с выездом к излюбленному месту отдыха жителей поселка. Круг приглашенных состоял из начальников цехов и отделов, мастеров и рабочих. Мне пришлось задержаться на заводе до вечера, там организовывал отгрузки продукции заказчику, и уже по темному времени мы с водителем подъехали к месту торжества. Там увидели: на брезентовой палатке (укрывочном тенте) в центре сидел директор на ящике с бутылками и разливал содержимое для всех желающих. Место не освещалось, поскольку сначала не нужно было, а позже, видимо, забыли. Исправлять пришлось нам двоим, водитель включил фары тягача, а я развел костер из приготовленных дров. Изрядно проголодавшись, предвкушали хорошо подкрепиться, но события развернулись иначе. Г. П. Хилько увидел меня, потребовал пропустить к столу, налил полный стакан жидкости, выпив которую, я задохнулся и только тогда понял, что в стакане был спирт. Доза была такой, которая мне и во сне не снилась, я успел закусить, пьяным залез в машину и сразу уснул. Пока ехали домой, я спал, а проснулся быстро, как об этом сказал водитель. Поднялся в квартиру и мгновенно заснул, вдруг сквозь сон услышал разговор водителя с женой о том, что в машине энергетик Павел Степанович Копытов, пьян и не может сказать, куда его доставить, тогда я попросил жену, чтобы он ночевал у нас, она рассмеялась и сказала, что он недвижим. Все кончилось тем, что водитель встретил двоих ребят и попросил помочь доставить Копытова ко мне в квартиру. Втроем они занесли Копытова в квартиру и быстро ушли, когда жена подошла к нему, он лежал на спине и храпел от затянутого галстука. Она испугалась и позвала соседа, который освободил затяжку, но и после того гость продолжил спать до утра. После крепкого сна я утром, как обычно приготовился к работе, но мучила жажда, выпил холодной воды и опьянел. Вскрылась моя неопытность, поскольку никогда пьяным не был, боялся выходить к машине потому, что там меня ждали трое, в том числе и директор. К счастью, все обошлось. При подходе к машине, поздоровался со всеми и попросил извинения за свое состояние, тогда директор вину принял на себя и сказал, чтобы я не волновался.

Осенью 1964 года мне вторично пришлось оказаться в кресле директора по причине отъезда его в командировку. Заканчивалось строительство тепловой станции на территории «АЛТАЙСЕЛЬМАШ», которую надлежало сдавать в эксплуатацию, о чем работники ОКСА поставили меня в известность за два дня. Подготовку станции к сдаче готовили начальник отдела капитального строительства завода В. Д. Плужников и главный инженер станции П.С. Капытов. Составили перечень строительных недоделок и список нужной техники, которые далеко не исчерпывали всего не обходимого. Для проверки готовности станции на завод прибыла представительная делегация во главе с председателем Кузбасского Совнархоза Е. Г. Графовым, тогда машиностроительный завод был уже в составе данного Совнархоза. Картина у станции выглядела не в нашу пользу, высокого роста Графов стоял в окружении большей свиты и нас трое, в числе их я меньше всех. Графов с иронией смотрел на меня, поскольку я представлял директора и спрашивал, чего не хватает для сдачи станции? С подачи помощников показал перечень недоделок, назвал механизмы для подачи угля в топку и вывоза золы в отвал. Особый упор сделал на окончание строительства эстакады для разгрузки на ней угля из полувагонов, с которой мне пришлось помучиться в течение трех лет. Наши требования были приняты, эстакаду включили в акт недоделок со сроками сдачи в эксплуатацию. По механизмам прямо на месте раздавались задания исполнителям, к удивлению они были выполнены довольно быстро.

Наша неосведомленность в облуживании станции сыграла злою шутку со мной в разгрузке угля и соли, в погрузке и вывозке золы в отвал. Зимой на станцию поступала промерзшая соль на метр по всему периметру вагона, и никаким пневмомолотам не поддавалась. После долгих мучений, у строителей случайно приобрели проходческий электрический комбайн, который врезался в промерзшую соль, буксовал и своими гусеницами вырывал деревянный пол вагона, а соль оставалась не разгруженной. Растопка котлов производилась на мазуте, накопление и хранение ее определили в емкостях завода АСМ на триста тонн. Этого оказалось далеко не достаточно и спешно пришлось достраивать его до девятисот тонн. Угольная эстакада была неудачной конструкции, зимой уголь в открытые люки полувагонов не высыпался, поскольку был промерзшим, требовалось дробление с боков, а подхода не было. Пришлось достраивать мостики, подводить сжатый воздух для работы пневматическими инструментами. Зимы для меня оказались проверкой на прочность, я не мог уходить от эстакады пока не разгружались вагоны с углем. Так мучился пока не приобрел ж.д.кран с грейфером, это уже было тогда, когда завод оказался в министерстве оборонной промышленности.

Для золы городские власти отвели бывший карьер кирпичного завода, близко к черте города. В первую зиму ее было много вывезено, а ранней весной опасности она не представляла, пока была мерзлой и влажной. В конце мая подсохла, и понесло ее ветром на поселок передвижной механизированной колонны, который неудачно расположился под ветром от отвала. Появились жалобы от жителей поселка, за что мне пришлось платить штраф за нарушения окружающей среды. Тогда проснулись власти города и обязали завод засыпать золу полуметровым слоем растительного грунта, но не указали где и как его взять. Помощь пришла случайно со стороны автоколонны строительного треста № 46, который готовил котлованы под фундаменты строительных объектов и вывозил растительный грунт в различные места. Так удалось договориться с автоколонной своим транспортом засыпать отвал, а расплатились важными для них дизельными двигателями и рессорной сталью на самосвальные автомобили МАЗ.

При всех трудностях я постепенно вживался в новую роль и наладил доверительные отношения с коллективами работающих. С директором так же продолжались нормальные отношения, но одно обстоятельство, связанное с заболеванием и уходом начальника отдела снабжения Михаила Григорьевича Бугаева, во многом изменило их. На освободившуюся вакансию явился новый - знакомый человек директора Виктор Семенович Лютиков, изгнанный из городского Коопторга. Пришел, не церемонясь, и предложил себя начальником на место Бугаева. Из беседы с ним мне было ясно, что он совершенно не представлял специфики предстоящей работы и шел на то не сознательно, любым путем стать начальником снабжения мотивировал знанием торговли. Понимая его непригодность, я предложил ему поработать на рядовой работе, от которой он отказался, и на том мы распрощались с ним, но ненадолго. Он ежедневно приходил ко мне и настоятельно просил принять его, а я отказывал. Через неделю он пожаловался помощнику директора завода Николаю Ивановичу Давыдову, который пытался убедить меня принять Лютикова, со ссылкой на указание директора. На очередной отказ мне позвонил директор, в приказном тоне рекомендовал принять Лютикова, не считаясь с моими доводами. Это возмутило меня до глубины души, и я выразил свою обиду подачей заявления на освобождение от занимаемой должности и увольнения с завода, чем удивил директора. К сожалению, своих решений он не менял даже во вред себе, что в дальнейшем подтвердилось. Заявление долго держал, видимо ожидал моего отказа, но после нескольких напоминаний подписал, в результате чего мне пришлось оставить завод, в который я вложил много сил и труда в организацию производства почти на пустом месте.

В происшедшем следует сделать небольшое отступление в действиях Г. П. Хилько. Положительным явилось то, что после двух лет случайно встретились с ним в г. Москве, тогда он работал в тресте «СОЮЗЭЛЕВАТОРСТРОЙ». Не моргнув глазом, принес мне извинения за нанесенную обиду в присутствии Перевозного и просил обиду на него не держать.

О своем увольнении я сообщил бывшему директору Сарокину, который предложил перейти к нему на Алтайский завод тракторного оборудования (АЗТЭ) начальником цеха стартеров, отработавшего всего два года со дня его организации.