КОРОСТЕНЬ

Коростень – городок районного масштаба, большой величины не представлял, а вот как железнодорожный узел имел серьезное значение. Там пересекались дороги: Ленинград – Одесса, Рига – Москва и ветка на Киев. Поэтому немцы не хотели отдавать такой важный железнодорожный узел и упорно его обороняли. Подойдя к Коростеню, мы закрепились в районе Коммуны, что недалеко от городской окраины. Попытка выбить немцев из города с ходу не увенчалась успехом, и мы заняли оборону. Большое беспокойство нам преподносил немецкий бронепоезд. Он периодически подходил к станции и начинал шквальным огнем поливать наш передний край, обстреливал и отходил обратно. Мы всегда удивлялись, неужели наша артиллерия или авиация не могут дать окорот этой черепахе. Его, конечно, позже достали и рванули в районе Овруга. На переднем крае была относительная тишина, но она оказалась обманчивой. Где-то в середине декабря 1943 года рвануло по фронту с флангов и тыла. Мы оказались в окружении. Находиться в окружении – ощущение весьма болезненное. Никакого контакта, никакой связи – все это обрекало на одиночество.

В таком положении мы находились недолго, всего трое суток, укрываясь в посадках. Нашу группу, человек сто с лишним, собрал капитан Шахов. Я даже фамилию его помню до сих пор. К утру третьего дня мы всей группой выдвинулись к железной дороге, что шла в сторону Киева. Для нас это был практически, единственный путь для выхода их окружения.

Бронепоезд Коростень (ноябрь 1943 г.)

Так как было известно, что эту дорогу немцы уже блокировали, то рывок на прорыв был сделан сразу всей группой. Когда мы прорывали заслон и подошли к первому разъезду, то нас уже оставалось всего половина от тех, кто участвовал в прорыве. Не успели мы отдохнуть, как у разъезда нас догнали два немецких танка и обстреляли, оказалось, танки были окрашены в желтый цвет, это значило, что немцам некогда было перекрашивать эти танки, предназначенные для боевых действий в пустыне. От разъезда по кустам через ложбинку мы поднялись на другой ее скат. Танки от нас отстали, без поддержки пехоты они одни многого бы не сделали и на риск не пошли.

Однако нас ждал непредвиденный и неожиданный сюр приз. Нас встретил заградительный отряд. Впереди майор на коне, сзади цепь автоматчиков в касках, хорошо одетых и вооруженных. Майор остановил нас и изрек в наш адрес обвинения в том, что мы трусы, паникеры, предатели и нас следует расстрелять. Я шел рядом с сержантом. Майор буквально наехал на сержанта, выхватил пистолет, я услышал щелчок курка, но выстрела не прозвучало, патрона в патроннике не было. Тут же заквакали мины – одна за другой. Видно, немцы били по площади. Все залегли. Когда налет прекратился, я поднялся, подошел к сержанту, позвал его, но он не отвечал, повернул его на спину и увидел, что он убит, видно осколок его достал.

Майор, видя это, сменил гнев на милость, указал на село и сказал идти туда, нас там собирают. Придя в деревню, мы увидели, что нас, солдат, там собралось изрядное количество.

На второй день к нам приехал генерал со своей свитой. Нас, конечно, он не хвалил, вся его речь свелась к тому, что мы прокукарекали, это мягко говоря, Коростень, из которого надо выбить немцев, и чем быстрее, тем лучше. Из строя раздался вопрос: «А артиллерия будет?» В ответ генерал сказал: «Да, будет». «Тогда возьмем город, – ответили ему. Тогда он добавил: «Возьмете город – три дня отдыха. Конечно, от такого обещания наше настроение поднялось. Шутка ли – три дня отдыха. В конце ноября нас выдвинули к Коростеню. Во второй половине дня, после хорошей артиллерийской обработки немцев, мы двинулись вперед и ближе к вечеру были уже на окраине города и начали выбивать немцев из казарм военного городка.

Из окна одной казармы, она была у нас на пути, назойливо простреливал пространство один немецкий пулемет. Вот тут, может, я и отличился, на четвереньках добрался до отмостки казармы, по ней к этому окну, из которого бил пулемет, затаился, и, когда наступила пауза в стрельбе, я бросил гранату в окно, она стукнула, и пулемет перестал работать.

Рывок, и мы столкнули немцев в реку Уж, мост через нее был деревянным, и немцы его сожгли.

Под утро мы полностью очистили город от немцев, они оторвались от нас. Так мы выполнили обещание, данное генералу. Ну, и он свое обещание тоже выполнил. Мы три дня отдыхали и приводили себя в порядок. Отмывались сами, стирали все свое обмундирование, чистили оружие и вволю ели шоколад, так как кроме него на складах станции других трофеев никаких не было. Во время отдыха мы с Сашей Байрачным разместились в доме, где хозяйкой была пожилая женщина и с ней молодая девица. Произошел весьма серьезный конфликт. На вторую ночь мне постелили на полу в зале, рядом стояло пианино. Утром я проснулся, повернулся на бок, смотрю – под пианино лежит стопка каких-то бумаг. Дотянулся рукой, вытащил и вижу, что это цветные открытки с изображением Гитлера. Я соскочил, растормошил Сашу, показываю ему открытки, он говорит: «Ну и что?» »Как, что, – говорю, – они тут с немцами шашни водили, а мы рвались освободить их. Да за это надо их шлепнуть и никаких разговоров. Он начал меня убеждать, что я не СМЕРШ и не трибунал и никаких прав так решать вопрос у меня нет. И пообещал в этом деле разобраться. Я же уперся в одно: шлепнуть и все. В подтверждение этого я достал трофейный парабеллум и проверил патроны в обойме. Саша, видя это, замечает: «Я тебе сейчас влеплю затрещину, и пока ты придешь в себя, то одумаешься». Это, конечно, меня не устраивало, так как познакомиться с такими кулаками, какие были у него, у меня желания не было. Так помаленьку мы этот конфликт уладили.

Вот так мы были три дня в окружении. Это явление для солдата было весьма неприятное. Отдохнули в городе после его освобождения и вперед. На нашем пути был город Ровно.

При освобождении Коростеня мы потеряли нашего комбата майора Окса. Он был смертельно ранен, и мне пришлось перевязывать его раны. Хороший был командир, боевой. Захоронен он на Коростеньском кладбище.

В 1976 году после увольнения из армии я был в городе Коростень и посетил могилу нашего боевого комбата майора Окса.